В советских исторических работах часто встречаются чрезвычайно пренебрежительные высказывания о роли духовенства в войне 1812 года: священно- и церковнослужители обвиняются то в бездействии, то в предательстве, то в недостаточно активном участии в сопротивлении, то в малых пожертвованиях. Так ли это было на самом деле?
Духовенство в захваченных землях
Действительно, многие духовные лица в ходе наступления Великой армии оставались в захваченных пределах и даже сотрудничали с наполеоновской администрацией, но в каждом конкретном случае для этих поступков находились свои оправдания. Так, духовенство Могилева действительно участвовало в торжественном выносе ключей от города французам, но при этом умоляло победителей проявить милость к оставшимся горожанам и раненным. То же самое происходило и в Витебске, и во многих других городах.
Безусловно, были и такие, которые с радостью и надеждой встречали французов. Но и здесь следует хорошо понимать, что причины этой радости были совсем не сословные, как это утверждалось в советской историографии. Дело в том, что, несмотря на все попытки официальной власти представить русское православие господствующей конфессией на территории Российской Империи, в западных губерниях православные часто оказывались в меньшинстве. Здесь, помимо сравнительно небольшого числа прихожан Русской Православной Церкви, проживали насильно присоединенные к ним униаты, католики, которых Александр I изъял из юрисдикции Римского первосвященника, и протестанты, которым и вовсе было безразлично, кто в этой войне победит. Трудно обвинять представителей всех этих деноминаций, что при малейшей возможности получить полную свободу вероисповедания некоторые из них переметнулись на сторону Наполеона.
Координаторы народного движения
Если же говорить именно о православном духовенстве Российской империи, то в ходе войны 1812 года на него возлагалась особенная роль: роль зачинщика и координатора народного движения против завоевателей. Именно епископам поручал государь «внушениями и увещеваниями своими ободрять поселян и местных жителей, и не токмо отвращать от страха и побега, но напротив убеждать, как того требует долг и Вера Христианская, чтобы они, совокупляясь вместе, старались вооружаться чем только могут, дабы не давая никакого пристанища врагам, везде и повсюду истребляли их, и вместо робости наносили им самим великий вред и ужас».
Согласно известиям, собранным по просьбе военного историка А.И. Михайловского-Данилевского в 1830-е гг., лица духовного звания действительно прилагали много усилий к тому, чтобы восстановить народ против наполеоновских войск: Наполеона сравнивали с Антихристом, а его Империю с последним царством из ведения пророка Даниила, Великая армия, таким образом, быстро превратилась в полчища Врага человеческого, пытающиеся уничтожить последний оплот истинной веры христианской, а война становилась не просто Отечественной, но и Священной. Вот что вспоминает по этому поводу граф Сегюр: «Священники, которым крестьяне привыкли верить, обманывали их своими лживыми речами; крестьян уверили, что мы легионы дьявола под начальством Антихриста, духи ада, вид которых вызывает ужас, что наше прикосновение оскверняет. Пленные французы заметили, что несчастные не решались пользоваться посудой, которая служила им, и что они ее сохраняли для самых нечистых животных».
Не прибавляла Великой армии и Наполеону лично благости в глазах простого народа и большое число атеистически и даже богоборчески настроенных солдат и офицеров, в ходе Революции прочно усвоивших известное пренебрежение к храмам и святыням всех религий. В ходе мародерских экспедиций солдаты императора безжалостно грабили и разрушали многие церкви и монастыри, пускали иконы на дрова, использовали помещения храмов для конюшен. Особенно ярко все это проявилось в ходе пребывания Великой армии в Москве, когда при отступлении многие религиозные объекты взрывались, священники и монахи подвергались избиениям, а святыни подвергались поруганию.
В глазах православных христиан все эти ужасы давали санкцию на безжалостное истребление отступающего врага, что вызывало небывалые всплески насилия. Поэтому с определенного момента вместо того, чтобы призывать к истреблению врага, русское духовенство было вынуждено, наоборот, проповедовать о милосердии к пленным и раненным.
Поддержка ополчений, забота о раненых и беженцах
Естественно, что помимо призыва к патриотическому вооружению против врагов Бога и Отечества на территориях, захваченных французами, духовенство также старалось поддерживать беженцев и отступающие войска, помогая им как словом, так и делом. Например, священник Николаевской церкви в Москве Петр Платонов, «когда неприятель входил в Москву чрез Драгомиловскую заставу, а арьергард русский выходил по Таганской и Николаевской улице, вышед вместе с дьячком в облачении с иконой Святого Николая, напрестольным крестом и с зажженными свечами, окроплял Святою водою мимошедшее войско. Воины осеняли себя крестным знамением, жадно ловили капли Святой воды, громко повторяя: «Враг наш погиб, а не мы!». Ехавшие чиновники подъезжали к иконе и со слезами лобызали ее. При сем случае протоиереем раздаваем был изнуренным и ослабевшим раненым печеный хлеб».
Не отставало и черное духовенство: богатые монастыри собирали пожертвования для ополчений, предоставляли свои помещения для госпиталей, выхаживали раненных и исполняли последний долг над убитыми, наконец, молились о душах своих соотечественников и скорейшем завершении войны. Чудотворные иконы отправлялись в войска для защиты их от врагов и поддержания духа в трудную годину. Так, например, икона преподобного Сергия Радонежского, написанная на его гробовой доске, была послана митрополитом Платоном государю, который с почестями передал ее Московскому ополчению.
Так или иначе, молитвами ли, заступничеством ли святых, силой ли пастырского слова или русского оружия, но война был выиграна, что для многих современников и стало главным чудом XIX века. Роль же духовенства в этой истории оценил в своем указе сам Александр I, приказавший всем лицам духовного звания по окончанию войны в качестве награды и поощрения выдать специальные медные кресты для ношения в память о великой войне.
Твитнуть |
|
Код для размещения ссылки на данный материал:
Первая Западная армия
Арьергард графа Палена продолжал прикрывать колонну 1-й западной армии. Утром Нансути не предпринимал атак, но около часа дня приблизился к почтовой станции Агаповщине и атаковал фланкеров русского арьергарда. К войскам генерала Нансути присоединилась часть войск маршала Мюрата. Завязавшаяся перестрелка продолжалось до поздней ночи. К концу дня французы захватили перекресток дорог при почте Агаповщине.
Первый отдельный корпус Витгенштейна
Около двух часов пополудни авангард Кульнева столкнулся с авангардом Удино у деревни Якубово. Сражение продолжалось весь день, русскому отряду так и не удалось выбить неприятеля из деревни.
История графа Нансути вполне могла лечь в основу какого-нибудь просвещенческого романа-воспитания. Родился он в семье дворянина, поступил в Парижскую военную школу, по окончании был принят подпоручиком в Бургундский кавалерийский полк, верой и правдой служил Франции, несмотря на то, кто был у власти: Бурбоны, якобинцы, Директория, Наполеон… В 1803 г. Нансути дослужился до ранга дивизионного генерала и в последующие годы командовал тяжелой кавалерией Великой армии. Участвовал и отличился практически во всех возможных битвах наполеоновских кампаний, получил невероятное множество ранений и при этом никогда не испытывал сомнений и угрызений совести.
Когда пал Наполеон, Нансути стал так же верно служить королю, однако, недолго: в феврале 1815 г. он сильно заболел и вскоре умер. На смертном одре граф Нансути сказал, что за всю свою жизнь не сделал ничего неправильного, а сыну завещал жить так же «достойно и безупречно», как и он сам.
Похоронен граф на кладбище Пер Лашез в Париже. Его имя выгравировано на Триумфальной арке.