Оставление Москвы
Тяжелое решение
Отходя от Бородина все ближе и ближе к Москве, русские солдаты, как и весь русский народ, ждали нового сражения под стенами древней столицы: «Войска расположились на Воробьевых горах в боевую позицию; по линии фронта построены были редуты, и потому ожидали, что и тут произойдет решительная битва, ужаснее Бородинской. Златоверхая Москва расстилалась вдали по всему горизонту перед нашими глазами на необозримое пространство и, казалось, вопияла к сынам своим защитить ее неприкосновенность. Один вид этой прекрасной и древней столицы Русского Царства в состоянии был вдохнуть в воинов отчаянное мужество для ее защиты. Смотря на их мрачные лица, казалось, что каждый готов умереть, защищая родимое, в чем заключалась последняя слава и величие Русского народа. Но обстоятельства готовили вовсе иное, неожиданное».
Этим «неожиданным» стал итог совета в Филях – решение об оставлении Москвы. Взвесив все «за» и «против», М. И. Кутузов принял на себя ответственность за это непростое решение, которое многие не понимали, а другие порицали, считая его роковой ошибкой: «По выезде из Москвы светлейший князь велел оборотить лицом к городу дрожки свои и, облокотя на руку голову, поседевшую в боях, смотрел с хладнокровием на столицу и на войска, проходившие мимо него с потупленным взором, они в первый раз, видя его, не кричали ура».
Осознавая всю важность и тяжесть своего решения, Кутузов понимал и то, что ему необходимо объясниться с императором. 4 (16) сентября он писал Александру I: «Осмеливаюсь, всеподданнейше донести вам. Милостивый государь. Что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России… Теперь в недальнем расстоянии от Москвы, собрав мои войска, твердою ногою могу ожидать неприятеля, и пока армия вашего императорского величества цела и движима известною храбростию и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря отечества. Впрочем, ваше императорское величество, всемилостивейшее согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска и с тем расстроенным совершенно состоянием войск, в котором я оные застал».
Бегство москвичей
Оставление Москвы далось очень непросто местному населению и солдатам. Они оставляли не просто свои дома, свои вещи. Уходя из Москвы, они оставляли древнюю святыню, многовековую столицу, духовный центр всей Российской Империи. И несмотря на то, что они еще верили в то, что Кутузов их спасет, этот шаг был слишком серьезным, надолго оставшимся в их памяти.
Оставление Москвы, худ. А. Семенов, 20 век
И. Д. Якушкин писал об оставлении местным населении своего родного города: «Не по распоряжению начальства жители при приближении французов удалялись в леса и болота, оставляя свои жилища на сожжение. Не по распоряжению начальства выступило все народонаселение Москвы вместе с армией из древней столицы. По рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава богу, вся Россия в поход пошла!». В рядах между солдатами не было уже бессмысленных орудий; каждый чувствовал, что он призван содействовать в великом деле…»
Не такую вдохновенную картину оставления Москвы рисует перед нашими глазами князь Д.М. Волконский: «Выходящие из Москвы говорят, что повсюду пожары, грабят дома, ломают погреба, пьют, не щадят церквей и образов, словом, всевозможные делаются насилия с женщинами, забирают силою людей на службу и убивают. Горестнее всего слышать, что свои мародеры и казаки вокруг армии грабят и убивают людей — у Платова отнята вся команда, и даже подозревают и войско их в сношениях с неприятелем. Армия крайне беспорядочна во всех частях, и не токмо ослаблено повиновение во всех, но даже и дух храбрости приметно ослаб с потерею Москвы».
В.В. Вяземский, узнавший об оставлении Москвы без боя, восклицал: «Французы в Москве! Вот до чего дошла Россия! Вот плоды отступления, плоды невежества, водворения иностранцев, плоды просвещения, плоды, Аракчеевым, Клейнмихелем, etc, etc насажденные, распутством двора выращенные. Боже! За что же? Наказание столь любящей тебя нации!»
Вступлением французов в Москву
Когда главная французская армия вошла в Москву, она насчитывала всего 90 000 человек. Наполеон был уже не в состоянии развивать дальше свои военные операции - он приостановился в ожидании предложений о мире от императора Александра, на которые французский император действительно мог рассчитывать теперь, после потери столицы.
Лишь авангард Мюрата силою oт 25 000 до 30 000 человек последовал за русской армией; остальные же корпуса разместились по квартирам в предместьях Москвы и в окрестных селах. Задачей Неаполитанского короля была разведка обстановки, ведь пока еще не было до конца понятно, каков дальнейший план русского командования.
Арман Луи де Коленкур вспоминал: «Когда 14-го в 10 часов утра император был на возвышенности, называемой Воробьевыми горами, которая господствует над Москвой, он получил коротенькую записочку Неаполитанского короля, сообщившую ему, что неприятель эвакуировал город и что к королю был послан в качестве парламентера офицер русского генерального штаба просить о приостановке военных действий на время прохождения русских войск через Москву».
В.В. Верещагин, Наполен у Москвы. В ожидании депутации бояр, нач. 20 века.
Оставляя Москву 2 сентября 1812 г., Кутузов действительно приказал начальнику русского арьергарда генералу М.А. Милорадовичу доставить французским войскам записку, она была адресована начальнику Главного штаба Великой армии Наполеона маршалу Л.А. Бертье. Эту записку доставил и вручил маршалу Мюрату (для передачи Бертье) штабс-ротмистр Ф.В. Акинфов, впоследствии генерал и декабрист. В записке помимо просьбы дать возможность русскому арьергарду беспрепятственно отступить из Москвы, упоминалось о том, что «раненые-русские солдаты, остающиеся в Москве, поручаются человеколюбию французских войск». Обе просьбы были удовлетворены Наполеоном: следовать за русской армией уже не было ни сил, ни возможностей; а русским раненым был обеспечен очень достойный уход.
Мерсье не мог скрыть своего восторга, небывалого воодушевления и гордости, которые он испытывал, осознавая то, что Москва – в руках французов, в его руках: «Было уже около двух часов дня; яркое солнце отражалось тысячами цветов от крыш распростертого внизу обширного города. При виде этого зрелища, пораженные им французские солдаты могли только воскликнуть: «Москва! Москва!», подобно тому, как моряки, когда приближаются к концу долгого и утомительного плавания, кричат: «Земля! земля!»… Какой великий день славы настал для нас!.. Он должен стать самым величественным, самым блестящим воспоминанием для нас на всю жизнь. Мы чувствовали, что с этого момента наши действия приковывают к себе взоры всего мира и что самое малейшее из наших движений станет историческим... В этот момент были забыты все опасности, страдания. Можно было и дорого заплатить за гордость счастья говорить про себя во всю остальную жизнь: «Я был в Московской армии!»
Французы сравнивали Москву по ее значимости с Иерусалимом. Ложье писал: «При имени Москвы, передаваемом из уст в уста, все толпой бросаются вперед, карабкаются на холм, откуда мы слышали этот громкий крик. Каждому хочется первому увидеть Москву. Лица осветились радостью. Солдаты преобразились. Мы обнимаемся, и подымаем с благодарностью руки к небу; многие плачут от радости, и отовсюду слышишь: «Наконец-то! Наконец-то Москва!»
Но вскоре это воодушевление сменилось раздражением и непонимание происходящего. Наполеон ждал депутации от горожан. «Может быть, эти жители даже не знают порядка сдачи?» - удивлялся император французов. Его нетерпение росло. Но Москва была пуста:
«Нигде никого не было видно, не слышно было ни малейшего шума в этом огромном и многолюдном городе. Триста тысяч жителей как будто находились в заколдованном сне. Это было безмолвие пустыни!»
| Твитнуть |
|
Код для размещения ссылки на данный материал:
Около 3-х часов утра российская армия одной большой колонной начала отход через Дорогомиловскую заставу. Войска вышли к Кремлю по Дорогомиловской улице, Арбату, Знаменке и Воздвиженке, затем направились по кремлевской набережной к Яузскому Мосту, а оттуда – к Рязанской заставе. Общий порядок отхода обеспечивал Барклай де Толли. Милорадович продолжал командовать арьергардом, и, видя, что французы уже настигли армию, начал переговоры с Мюратом о перемирии до 3-го (15) сентября. Мюрат согласился не тревожить русскую армию при условии, если французы войдут в город 2 (14) сентября. Милорадович согласился на это условие.
Около полудня на Поклонную гору прибыл Наполеон со свитой, ожидая депутацию от городских властей с символическими ключами от Москвы. Время шло, но никто не явился. Авангард Великой армии уже находился у Дорогомиловской заставы.
Отступление русской армии продолжалось более 12 часов, и к 4 часам вечера она покинула Москву. Следом за ней в город вступили французы. К 5 часам вечера Мюрат с кавалерией вступил в Кремль. Москва была занята войсками Наполеона.
Федор Владимирович Акинфов (1789-1848)
Федор Владимирович Акинфов происходит из старого дворянского рода. Хотя его отец был прапорщиком, сын первоначально решил делать карьеру на гражданском поприще. Образование он получил в Московском университете, службу начал в канцелярии департамента Военных сухопутных сил, но не продержался там и 9 месяцев, перейдя в строевую службу юнкером в Лейб-гвардии гусарский полк. В 1807 году Федор Владимирович получил свой первый офицерский чин. Кампанию 1812 года он начал уже штабс-ротмистром и в этом чине при оставлении Москвы передал записку М.И. Кутузова неаполитанскому королю. В ноябре 1812 года за проявленную доблесть для молодого ротмистра был испрошен орден Св. Георгия 4-й степени.
После окончания Отечественной войны Акинфов участвовал в Зарубежном походе, где чрезвычайно проявил себя и получил шпагу «За храбрость», в 1816 г. получил чин полковника и потом долгое время командовал Переяславским конно-егерским полком. В 1820-е гг. Акинфов знакомится с декабристами и посещает кружки. В 1824 г. в возрасте 35 лет Федор Владимирович был произведен в генерал-майоры.
После Декабрьского восстания 1825 года молодой генерал привлекался к следствию по делу декабристов на основании показаний А. Муравьева. Однако император Николай I повелел оставить его дело без внимания.
После Русско-турецкой войны (1828-29 гг.) Акинфов выходит в отставку, чуть позже переходит на гражданскую службу и в 1833 году становится губернским предводителем дворянства во Владимире. В 1837 г. Федора Владимирович назначают сенатором. В этой должности он пробудет до самой своей смерти в 1848 г.
1 (13) сентября 1812 года
Военный совет в Филях
Персона: Леонтий Леонтьевич Беннигсен
Военный совет в Филях: «один час решает судьбу отечества»
31 августа (12 сентября) 1812 года
Бой под Звенигородом
Персона: Луи Франсуа Барон де Лежён
Воспоминания французов о Бородино
30 августа (11 сентября) 1812 года
Русские с трудом сдерживают наступление Мюрата
Персона: Вильгельм Наполеонович Гартевельд
Народные песни о войне 1812 года
29 августа (10 сентября) 1812 года
Бой у села Крымское
Персона: Федор Петрович Уваров
Воспоминания русских о Бородино
28 августа (9 сентября) 1812 года
Мюрат атакует арьергард русских
Персона: Мишель Ней
Маршал Ней: «Храбрейший из храбрецов»