Воспоминания французов о Бородино
Накануне сражения
Ночь перед Бородинской битвой: французская армия, с одной стороны, с нетерпением ожидала предстоящей победы (а в том, что предстоящее сражение завершится удачно для Наполеона и его армии, практически никто не сомневался). Так, генерал Гриуа говорит о «шумной радости», царившей всю ночь: «Со всех сторон перекликались солдаты, слышались взрывы хохота, вызываемые веселыми рассказами самых отчаянных, слышались их комически-философские рассуждения относительно того, что может завтра случиться с каждым из них…»
С другой же стороны, французская армия страдала от отсутствия самых необходимых вещей. Так, лейтенант Ложье вспоминает: «Всю эту ночь мы принуждены были провести на сырой земле, без огней. Дождливая и холодная погода резко сменила жары. Внезапная перемена температуры вместе с необходимостью обходиться без огня заставила нас жестоко страдать последние часы перед рассветом. Кроме того мы умирали от жажды, у нас недоставало воды, хотя мы лежали на влажной земле».
Ход битвы: «еще ни разу не приходилось видеть такой резни»
Говоря о самом Бородинском сражении, или битве при Москве, как его принято называть в Европе, практически все офицеры наполеоновской отмечают необычайное ожесточение, которое царило на поле боя, и ощущение непрекращающейся резни невероятных масштабов, превзошедшей собой все известные до того момента битвы.
Битва при Бородино, 1822. Худ. Луи Лежен
Например, один из адъютантов Наполеона генерал Рапп в своих мемуарах пишет: «Пехота, кавалерия с ожесточением бросались друг на друга в атаку из одного конца боевой линии в другой. Мне еще ни разу не приходилось видеть такой резни». О том же пишет и французский капитан Франсуа: «Я участвовал не в одной кампании, но никогда еще не участвовал в таком кровопролитном деле и с такими выносливыми солдатами, как русские».
Наиболее активные бои велись за редуты, поэтому именно там участникам сражения представлялись самые страшные картины. Вот как описывает адъютант принца Евгении Лабом отбитую у русских позицию: «Внутренность редута была ужасна; трупы были навалены друг на друга, и среди них было много раненых, криков которых не было слышно; всевозможное оружие было разбросано на земле; все амбразуры разрушенных наполовину брустверов были снесены, и их можно было только различить по пушкам…». Ему вторит и Брандт: «Редут и его окрестности представляли собой зрелище, превосходившее по ужасу все, что только было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений, - все это исчезало под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась шести-восьми человекам, наваленным друг на друга. Перед моими глазами так и встает лицо одного штабного офицера, человека средних лет, лежавшего поперек русской гаубицы с огромной зияющей раной на голове. При мне уносили генерала Огюста де Коленкура; смертельно раненный он был обернут в кирасирский плащ, весь покрытый красными пятнами. Тут лежали вперемешку пехотинцы и кирасиры, в белых и синих мундирах, саксонцы, вестфальцы, поляки…»
Практически все французские мемуаристы отмечают чрезвычайную активность артиллерии при Бородине. Главный хирург Великой армии Ларей даже отмечал, что «раны, полученные в этом сражении, были тяжелые, так как почти все они были причинены артиллерийским огнем… Большая часть артиллерийских ран требовала ампутации одного или двух членов».
В течение первых двух суток Ларрей провел более 200 ампутаций, а ведь было множество полковых хирургов! Вионне де Маренгоне, один их офицеров Великой армии, пишет в своих воспоминаниях о том, что, осматривая рвы и своей батареи, обнаружил такое множество ядер, осколков гранат и картечи, что вокруг располагался «плохо убранный арсенал». Ложье также упоминает, что по приказу Наполеона было велено переворачивать трупы офицеров, из чего выяснилось, что большинство убито картечью.
Генерал Гриуа, командовавший резервной кавалерией французов при Бородине, вспоминает, что «пули, ядра, гранаты и картечь градом сыпались» на его полки и «делали большие борозды в рядах». Особенно же страдали соседствующие с ним вюртембергские кирасиры, «на которых будто больше сыпалось снарядов»: «…каски и латы, сверкая, взлетали над всеми рядами», - пишет генерал.
Еще более «впечатляющее» свидетельство о результатах действия русской артиллерии оставил лейтенант Мишель Комб: «…стараясь увидеть что-нибудь в окружавшем нас облаке дыма и пыли, я почувствовал как кто-то схватился обеими руками за мою ногу и цеплялся за нее с крайними усилиями. Я уже был готов освободить себя ударом сабли от этого крепкого объятия, как увидел молодого, замечательно красивого польского офицера, который, волочась на коленях и устремив на меня свои горящие глаза, воскликнул: «Убейте меня, убейте меня, ради Бога, ради Вашей матери!». Я соскочил с лошади и нагнулся к нему. Чтобы обследовать ране, его наполовину раздели, а затем оставили, так как он не в состоянии был выдержать переноски. Разорвавшаяся граната отрезала ему позвоночник и бок; эта ужасная рана, казалось, была нанесена острой косой. Я вздрогнул от ужаса и, вскочив на лошадь, сказал ему: «Я не могу помочь Вам, мой храбрый товарищ, и мой долг зовет меня». «Но Вы можете убить меня, - крикнул он в ответ, - единственная милость, о которой я прошу Вас». Я приказал одному из моих стрелков дать мне свой пистолет… и, передав заряженное оружие несчастному, я удалился, отвернув голову. Я все же успел заметить, с какой дикой радостью схватил он пистолет, и я не был от него еще на расстоянии крупа лошади, как он пустил себе пулю в лоб…»
Среди этих ужасных воспоминаний французов и итальянцев несколько странно смотрятся воспоминания немецкого офицера Тириона, рассуждающего об удивительной сущности боя: «Странное и удивительно явление – современный бой: две противные армии медленно подходят к полю сражения, открыто и симметрично располагаются друг против друга, имя в 140 шагах впереди свою артиллерию, и все эти грозные приготовления исполняются со спокойствием, порядком и точностью учебных упражнений мирного времени; от одной армии до другой доносятся громкие голоса начальников; видно, как поворачивают против вас дула орудий, которые вслед затем понесут вам смерть и разрешение; и вот, по данному сигналу, за зловещим молчанием внезапно следует невероятный грохот – начинается сражение».
Конечно, среди ужасов битвы находится место и для смешных моментов: «Часто случается, что в самое серьезное дело врывается комичный элемент, - вспоминает один из французских офицеров, - Молодые солдаты пользовались обстоятельствами, чтобы покинуть опасные ряды под предлогом доставки на перевязочный пункт раненых товарищей… Вот собралось несколько человек, чтобы нести легкораненого товарища; к их несчастью, им пришлось проходить мимо маршала Лефевра, который командовал гвардией и был около нас… «Виданное ли дело, чтобы эти проклятые солдаты вчетвером несли Мальбрука? На места!» - крикнул он им, прибавляя еще более энергичные эпитеты. Они повиновались; но что было еще смешнее, так это то, что раненый герой нашел достаточно силы, чтобы подняться и дойти до перевязочного пункта…»
Недовольство Наполеоном
Конечно тот факт, что при таких страшных потерях и таком напоре русская армия не только не была разгромлена, но еще и отступила в полном порядке, не мог не раздражать французских офицеров. Главной причиной этого сами французы часто называли недостаточную активность императора. «Мы не имели счастья видеть его таким, как прежде, - писал генерал Лежён, - когда одним своим присутствием он возбуждал бодрость сражающихся в тех пунктах, где неприятель оказывал серьезное сопротивление и успех казался сомнительным. Все мы удивлялись, не видя этого деятельного человека Маренго, Аустерлица и т.д. и т. д. Мы не знали, что Наполеон был болен и что только это не позволяло ему принять участие в великих событиях, совершавшихся на его глазах единственно в интересах его славы. Между тем татары из пределов Азии, сто северных народов, все народы Адриатики, Италии, Калибрии, народы Центральной и Южной Европы – все имели здесь своих представителей в лице отборных солдат. В этот день эти храбрецы проявили свои силы, сражаясь за или против Наполеона; кровь 80 000 русских и французов лилась ради укрепления или ослабления его власти, а он с наружным спокойствием следил за кровавыми перипетиями этой ужасной трагедии. Мы были недовольны, суждения наши были суровы.
Лежёна поддерживает и генерал Гриуа: «Я уверен, что если бы использовано было одушевление войск, если бы движения их были целесообразны и атаки единодушны, сражение вышло бы решительное, и русская армия была бы уничтожена. И такого успеха можно было добиться в 9 часов утра после взятия большого редута. Общий натиск на русскую армию, поколебленную этим блестящим успехом, вероятно, загнал бы ее в бывший у нее с тылу лес, в котором были проложены только узкие тропинки. Но для этого было необходимы присутствие императора; он же оставался все время на одном месте правого фланга со зрительной трубой в руке и не показывался вдоль остальной цепи. Если бы он употребил те решительные приемы, которые дали ему столько побед, если бы он показался солдатам и генералам, чего бы только он не сделал с такою армией в подобный момент! Может быть, война закончилась бы не берегах Москвы. Такие мысли приходили на другой день офицерам и старым солдатам при виде количества пролитой крови: неприятель уступил нам несколько миль опустошенной страны, и надо было опять сражаться».
После битвы
На долю французской армии выпало и еще одно страшное испытание – ночевать на поле сражения. Воды, дров, провианта все также было недостаточно, даже при условии, что численность армии сократилась на треть, и солдаты, ка вспоминает лейтенант Ложье, были вынуждены рыться «не только в мешках, но и в карманах убитых товарищей, чтобы найти какую-нибудь пищу».
Но хуже всего пришлось тем, кому было приказано заночевать на своих позициях. Вот, что капитан Брандт вспоминает об этой страшной ночевке: «Нам приказано было расположиться на этом самом месте, посреди умирающих и мертвых У нас не было ни воды, ни дров, зато в патронницах у русских найдена была водка, каша и иная провизия. Из ружейных прикладов и обломков нескольких фургонов удалось развести огни, достаточные для того, чтобы пожарить конину – основное наше блюдо. Для варки супа приходилось снова спускаться за водой к речке Колоче. Но вот что было ужаснее всего: около каждого огня, как только блеск его начинал прорезывать мрак, собирались раненые, умирающие, - и скоро их было больше, чем нас. Подобные призракам, они со всех сторон двигались в полумраке, тащились к нам, доползали до освещенных кострами кругов. Одни, страшно искалеченные, затратили на это крайнее усилие последний остаток своих сил: они хрипели и умирали, устремив глаза на пламя, которое они, казалось, молили о помощи; другие, сохранившие дуновение жизни, казались тенями мертвых! Им оказана была всякая возможная помощь не только доблестными нашими докторами, но и офицерами и солдатами. Все наши биваки превратились в походные госпитали».
| Твитнуть |
|
Код для размещения ссылки на данный материал:
Кутузов отвел главные силы еще дальше от села Никольское к деревне Мамоново. Арьергард Милорадовича, как и прежде, отходил вслед за армией и встал у села Малая Вязема. Здесь произошел небольшой арьергардный бой. Мюрат специально не пытался в этот день активно преследовать русских, чтобы дать возможность Богарне, корпус которого двигался по новой смоленской дороге, завершить маневр.
Основные силы французов находились у села Крымское, но корпус Богарне двигался к Звенигороду. Город был занят отрядом Винценгероде.
Бой под Звенигородом
Подходы к городу охранял небольшой отряд казаков, который вступил в бой с французами, но был оттеснен. Оценив местность, Винценгероде решил сделать засаду у Савино-Сторожевского монастыря. Возглавляла атаку баварская дивизия легкой кавалерии, которая смогла оттеснить русскую кавалерию, возглавляемую А.Х. Бенкендорфом. Баварцы обогнули монастырь и попали в засаду, но смогли перестроиться и отбросить казаков. Богарне усилил атаку пехотой и сосредоточил огонь артиллерии, и Бенкендорф был вынужден отступить в город. Завязались городские бои, в ходе которых французы быстро очистили город от русских войск. К 13 часам бой прекратился, Звенигород оказался в руках французов. Винценгероде отошел к селу Спасское. Туда к вечеру подошел и Бенкендорф.
Луи Франсуа Барон де Лежён (Lejeune) (1776-1848) – генерал и художник.
Лежён получил художественное образование, но уже в 1792 г.поступил на военную службу. Участвовал в революционных войнах. С 1798 г. – адъютант генерала Бертье. Участник обеих Итальянских кампаний, Египетской экспедиции, кампании 1806-1807 гг. После битвы при Маренго получил звание капитана, после Аустерлица – рыцарский крест ордена Почетного легиона. В ходе войны в Испании был ранен, прошел через плен.
В кампанию 1812 г. служил бригадным генералом, состоял для особых поручений при маршале Даву. После Бородинского сражения взял на себя обязанности начальника штаба 1-го армейского корпуса – вместо тяжело раненого генерала Ромёфа. При отступлении сильно обморозился и оставил армию, был обвинен в дезертирстве, но вскоре оправдан.
В 1813 г. Лежён – начальник штаба в корпусе Удино. После тяжелого ранения в голову он вышел в отставку и занялся созданием картин, но в 1818 г. возвратился на военную службу, не оставляя занятий живописью. В 1837 г. Лежён возглавил школу изящных искусств и ремесел в Тулузе, с 1841 г. был мэром Тулузы.
Все военные события, участником которых Лежёну довелось стать, послужили темами для его батальных полотен, лучшие из которых хранятся в Версале. Также Лежён оставил после себя мемуары о наполеоновских кампаниях. Имя Лежёна выбито на Триумфальной арке в Париже.
30 августа (11 сентября) 1812 года
Русские с трудом сдерживают наступление Мюрата
Персона: Вильгельм Наполеонович Гартевельд
Народные песни о войне 1812 года
29 августа (10 сентября) 1812 года
Бой у села Крымское
Персона: Федор Петрович Уваров
Воспоминания русских о Бородино
28 августа (9 сентября) 1812 года
Мюрат атакует арьергард русских
Персона: Мишель Ней
Маршал Ней: «Храбрейший из храбрецов»
27 августа (8 сентября) 1812 года
Арьергардный бой при Можайске
Персона: Тучков Николай Алексеевич (Первый)
Бородинское сражение : итоги
26 августа (7 сентября) 1812 года
Бородинское сражение
Персона: Монбрен, Луи-Пьер
Бородинcкая битва