10 (22) сентября 1812 года

Французы в Москве: история одного бедствия

Мародерство…
Пребывание Великой армии в Москве началось с попыток обустроиться в богатых домах, найти контакты с местными жителями, а также в открытии долгожданных запасов продовольствия. Так, к примеру, Дюверже, вспоминает, что при расквартировке «выбрал себе помещение в довольно красивом доме», где его «принял некто вроде управляющего». Офицер предполагает, что московские богачи оставляли в домах прислугу, покидая свои дворцы, дабы хотя бы частично сохранить свое имущество. «Наш управляющий, - пишет Дюверже, - был человек догадливый; он правильно сообразил, что на погреб его барина будет сделан самый жестокий набег, и, желая предупредить его, он выпил столько вина, сколько мог вместить в желудок. Он дорого поплатился за свою излишнюю предусмотрительность; когда начался пожар, не было никаких сил его разбудить, и он погиб в огне».

Еще до начала Пожара французы видели, как по городу шатаются каторжники, проститутки и бедняки, которые взламывают двери богатых домов и без удержу грабят. Наблюдая за их действиями, солдаты, весь поход надевшиеся на богатую добычу также пустились в мародерство, и пожар добавил им, как писал Ложье, известного рода мотивации: «…Постараемся вырвать у огня все, что можно. Не дадим русским радоваться их варварскому торжеству и воспользуемся по крайней мере тем, что они бросили. Имеем же мы право воспользоваться тем, что они оставили огню».

Расстрел поджигателей в Кремле 1812 год
Поджигатели. Расстрел в Кремле. Художник В.В. Верещагин

В итоге «солдаты всех европейских наций, не исключая и русских, маркитантки, населении, каторжники, масса проституток бросались взапуски в дома и церкви, уже почти окруженные огне, и выходили оттуда, нагрузившись серебром, узлами, одеждой и проч. Они падали друг на друга, - продолжает Ложье, - толкались и вырывали друг у друга из рук только что захваченную добычу; и только сильный оставался правым после кровопролитной схватки…».

Москва. 24 сентября 1812 года
Москва, 24 сентября 1812 г. Художник Х.В. Фабер дю Фор. 1830-е гг.

Более всего солдат и офицеров Великой армии помимо ювелирных украшений привлекала именно одежда: из домов тащились шубы, дорогие шелка, парча, капоты и платья, камзолы, шлафроки и сапоги. Сержант Бургонь рассказывает, что когда он вернулся вечером одного из первых дней пожара на площадь, где расположился на бивак его полк, он увидел перед собой «сборище разноплеменных народов мира»: «…солдаты были одеты кто калмыком, кто казаком, кто татарином, персиянином или турком, а другие щеголяли в богатых мехах. Некоторые нарядились в придворные костюмы во французском вкусе, со шпагами при бедре, с блестящими, как алмазы, стальными рукоятками». Ему вторит Лабом, которые говорит, что солдаты выбирали себе самые живописные костюмы, чтобы избежать нападений: «В нашем лагере можно было увидеть людей, одетых татарами, казаками, китайцами; одни носили польские плащи, другие – высокие шапки персов, баскаков или калмыков. Таким образом, - подытоживает офицер, - наша армия в это время представляла картину карнавала, и можно было бы сказать, что наше отступление, начавшееся маскарадом, кончилось похоронным шествием».

Конечно, далеко не все солдаты и офицеры предались грабежу и мародерству во время пожара. Большинство мемуаристов-офицеров вспоминает о том, как им приходилось частенько отбивать несчастных жителей и их пожитки у своих же солдат, обезумивших от окружающего пожара и возможности поживиться в нем. Дюверже, например, описывает такую сцену: «Среди улицы поместилась старая маркитантка… Он стояла, вперив свои зелено-карие глаза в бегущих людей; она останавливала и обшаривала их… В это время ко мне подходила группа людей: старик, двое или трое детей, молодая девушка, прекрасная лицом, несмотря на свою бледность, и женщина, которую два человека несли на носилках. Все они плакали с надрывающими сердце рыданиями. Старая маркитантка внезапно бросилась к больной женщине и принялась рыться в ее одежде, ища, не спрятано ли там какой драгоценности. Этого с меня было довольно на этот день, чтобы прийти в ярость. Я схватил негодяйку. Да простит мне небо за то, что я ударил женщину».

…и милосердие
Многие офицеры старались защищать женщин, стариков, детей, брали под свое покровительство целые русские семьи, с которыми делились своими пайками, старались хоть чем-то помочь оставшимся без крова жителям, прятавшимся от мародеров и лихих людей в подвалах сгоревших домов, на кладбищах и в окрестных деревнях. Так, Лабом вспоминает, что, вернувшись после пожара в Москву, он не сразу смог найти тот гостеприимный дом, в котором его принимали до пожара, а когда, наконец, распознал по соседней церкви «его жалкие остатки», обнаружил в подвале слуг этого дома и его хозяина, «прикрытого лохмотьями, которые одолжили его слуги»: «При виде меня он не мог удержаться от слез, особенно когда подвел меня к своим полураздетым и умирающим от голода детям… Знаками этот несчастный объяснил мне, что солдаты, разграбив во время пожара его имущество, отняли у него потом и платье, которое он носил. При виде этой душераздирающей картины у меня заныло сердце; ища средств, чтоб облегчить его страдания, я боялся, что не смогу ему ничего дать, кроме бесплодных утешений, но этот самый человек, который несколько дней тому назад угощал меня великолепным обедом, принимал теперь с благодарностью кусок хлеба…»

Тот же Лабом рассказывает историю одного солдата, который «нашел на кладбище женщину, только что родившую», и взял на себя заботу о ней, принося ей «крохи съестных припасов, которые ему удавалось добыть».

Более же всего милосердие французов проявилось в традиционной заботе о раненых. Многие из офицеров Великой армии говорили, что в Москве было оставлено множество раненых, которых М.И. Кутузов специальным письмом оставлял на попечение французов, и которые в большинстве своем погибли в огне первых дней Пожара. Но те, кому посчастливилось выжить, с благодарностью вспоминали заботу о них. Так, А.С. Норов, которому на Бородинском поле оторвало стопу и который остался в одном из московских госпиталей так описывает эти страшные дни: «Пришла ночь, страшное пожарное зарево освещало комнату, люди мои исчезли, а потом и женщина; я был весь день один. На другой день вошел в комнату кавалерист: это был уже французский мародер. Он начал шарить по всей комнате, подошел ко мне, безжалостно раскрыл меня, шарил под подушками и под тюфяком и ушел, пробормотав: «Il n'a done rien» («Однако. Ничего нет» – фр.), в другие комнаты. Через несколько часов после вошел старый солдат и также приблизился ко мне. «Vous etes un Russe?» — «Oui, je le suis». — «Vous paraissez bien soufrir?» Я молчал. «N'avez-vous pas besoin de quelque chose?»— «Je meurs de soif» («Вы русский?» — «Да».—«Вы, кажется, сильно пострадали?..» «Не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь?»— «Я умираю от жажды» - фр.) Он вышел, появилась и женщина; oн принес какие-то белые бисквиты и воды, обмочил их в воде, дал мне сам напиться, подал бисквит и, пожав дружелюбно руку, сказал: «Cette dame Vous aidera» («Эта дама Вам поможет» – фр.). Я узнал от этой женщины, что все, что было в доме, попряталось или разбежалось от мародеров; о людях моих не было ни слуху ни духу. Следующий день был уже не таков: французы обрадовались, найдя уцелевший от пожара госпиталь с нужнейшими принадлежностями. В мою комнату вошел со свитою некто почтенных уже лет, в генеральском мундире, остриженный спереди, как стриглись прежде наши кучера, прямо под гребенку, но со спущенными до плеч волосами. Это был барон Ларрей, знаменитый генерал-штаб-доктор Наполеона…».

Моральное разложение Великой армии
После Пожара повсюду в городе были постоянно слышны гулянки и видны остатки пиршеств. В подвалах домов почти не было провианта, зато было множество алкоголя и сладостей. «Наша действительная нужда, - вспоминает Лабом, - была замаскирована мнимым изобилием. Не было ни хлеба, ни мяса, но зато столы были заставлены вареньем и конфетами; чай, ликер, вина всех сортов, сервированные на фарфоре и хрустале, говорили о том, что роскошь у нас граничила со страшной бедностью». Деньги обесценились и люди солдаты непрерывно занимались натуральным обменом. Выданное в конце месяца жалование на треть состояло из бумажных рублей, с которыми никто не знал, что делать.

Настоящими «королевами» в этой послепожарной Москве стали проститутки. Они занимали оставшиеся свободными дома и меняли свою «любовь» на украшения, серебро и провиант. Были также и вполне приличные женщины, которые, не имея возможности покинуть город, поскольку на их попечении оставались дети и старики, вынуждены были отдаваться французам за кусок хлеба. Один из офицеров даже описывает плачущую старуху, которая сговаривалась о цене за ночь со своей дочерью с одним из особо жадных до женских ласк офицером.

Одним из ярких признаков все большего морального разложения Великой армии стало и разграбление и осквернение церквей и монастырей, в которых, как в наиболее уцелевших зданиях, но при том не пригодных для жилья, солдаты зачастую располагали конюшни, чему никак не препятствовало высшее командование: «Он (Наполеон – прим .автора) вступил войной в страну, не имея понятия ни о нравах, ни о характере русских, - пишет в своих мемуарах де ла Флиз. - В Египте, например, он оказывал столько почтения магометанству, что можно было ожидать его перехода в эту веру. В Италии, Австрии и Испании – везде он покровительствовал местному духу религии и казнил святотатцев. Но в Москве он точно не знал, что и русские привязаны к своей вере, он не обратил внимания на то, как глубоко почитали русские своих святых, как дороги для них церкви и важен сан священника. Едва ли он признавал их за христиан. И что же вышло? Не предупредив войска строгими приказаниями иметь должное уважением к церквам, иконам и духовенству, он навлек этим упущением ненависть народу на французов. В глазах русских они хуже мусульман, потому что обращали церкви в конюшни. Зато уже горе французу, когда он попался в руки народа, жаждущего мести! Таких жертв было множество. Следовательно, не лучше ли было бы внушить своему войску верные понятия о русском народе и об их вере, столь схожей с нашей?».

Москва. 8 октября 1812 года
Москва, 8 октября 1812 г. Художник Х.В. Фабер дю Фор. 1830-е гг.

В завершение картины пребывания французов в Москве надо сказать, что на третий день пожара начался сильнейший дождь, который затопил всё и всех, сделав жизнь без крыши совершенно невыносимой. По его окончанию наступили необычайные для сентября холода, закончившиеся выпадением снега. Кажется, сама природа восстала против воинства Наполеона.



Код для размещения ссылки на данный материал:

Хроника дня: Мюрат ищет армию Кутузова

Окончательно убедившись в том, что армия Кутузова отошла в неизвестном направлении, Наполеон направил корпус Ю. Понятовского к Подольску, а корпус Бессьера на Калужскую дорогу. Общее командование этими корпусами осуществлял Мюрат, которому Наполеон приказал обнаружить Кутузова и начать преследование основных сил русской армии.

Отряд Дорохова напал на французский обоз возле с. Перхушково и захватил 111 пленных, но атака на обоз была отбита французской гвардией. От пленных Дорохов узнал, что обоз направлялся к войскам генерала П. Ланюсса, которые расположились между д. Шараповка и с. Перхушково.

Персона: Авраам Сергеевич Норов

Авраам Сергеевич Норов (1795-1869)
Авраам Сергеевич происходил из старинного дворянского рода, в детстве получил домашнее образование, затем учился в Благородном пансионе при Московском университете, который ему не суждено было закончить, ибо уже в 1812 г. Норов записывается в юнкера, к концу 1811 г. он прапорщик. 17-летний юноша с первых дней участвует в войне 1812 г.

В Бородинской битве Норов командовал полубатареей из двух пушек у Багратионовых флешей, был тяжело ранен в ногу (ему оторвало ступню), которую пришлось ампутировать. Тем не менее, оставил военную службу Норов только в 1823 г., будучи уже известным переводчиком (в частности, он был первым русским ученым, умевшим читать иероглифическую письменность). В 1819 г. Норов вступает в Общество любителей русской словесности, где сходится с А.С. Пушкиным. Поэт часто обращается к огромному собранию книг Норова (а его книжное и рукописное собрание составляло ок. 16 000 экз., одно из лучших в России), особенно когда пишет «Историю Пугачева». Сам Норов также писал в стихах и в прозе, на смерть А.С. Пушкина он откликнулся стихотворением «Погас луч неба, светлый гений». Начиная с 1820-х гг. Норов часто совершает заграничные путешествия – как по Европе, так и по Азии, - по итогам которых составляет очерки для журналов и даже целые книги (к концу жизни описания путешествий Норова были собраны в пять томов). Норова называют зачинателем русской библейской археологии, поскольку он не только путешествовал по Палестине, но и был одним из первых россиян, кто совершил путешествие по Египту, проплыв на парусном судне весь Нил, исследовал Северный Судан. В своих заметках Норов часто делал зарисовки (например, будучи в Александрии, копировал фрески подземной христианской церкви), эти зарисовки имеют особую ценность, т.к. многие объекты, которые он запечатлел, позже были утрачены.

Пик карьеры Норова приходится на середину 1850-х гг., когда он, побыв товарищем министра народного просвещения, в 1854-58 гг. занимает должность министра народного просвещения. Он увеличил количество студентов в университетах, расширил программу преподавания древних языков, способствовал облегчению положения печати.

Последним изданием А.С. Норова стали замечания к роману Л.Н. Толстого «Война и мир». Его фамилия указана в списке министров народного просвещения на памятной доске на фасаде бывшего здания министерства в Санкт-Петербурге (ул. Зодчего Росси).

Ранее:

9 (21) сентября 1812 года
Русские у села Красная Пахра
Персона: Жан Ламираль
Французский театр в Москве

8 (20) сентября 1812 года
Начало Тарутинского маневра
Персона: Александр Францевич Мишо де Боретур
Реакция русского общества на взятие Москвы

7 (19) сентября 1812 года
Пожар в Москве достиг своего пика
Персона: Жан Батист Бартелеми де Лессепс
Французы в Москве: водворение порядка и экономическая диверсия

6 (18) сентября 1812 года
Наполеон предлагает мир
Персона: Федор Васильевич Ростопчин
Информационная война графа Ростопчина

5 (17) сентября 1812 года
Отступление русской армии к Каширской дороге. Планы Наполеона по захвату Петербурга
Персона: Иван Иванович Лажечников
Эвакуация Москвы